(по воспоминаниям кыргызов советского послевоенного периода)
По рассказам моей матери Кулжамыйлы Исраиловой, которой сейчас 75 лет, в 50-е годы прошлого века в их селе Ийри-Суу, что в Чуйской области, поселилась одна немецкая семья. Это была семья репрессированных советских/российских немцев из Автономной Социалистической Республики Немцев Поволжья (Поволжской Немецкой Республики), которые в начале Великой Отечественной войны были массово переселены в Сибирь и жили и работали на советское государство совершенно бесплатно в так называемых Трудовых лагерях в сибирской тайге. Эти лагеря подчинялись системе ГУЛАГа. Их вина заключалась лишь в том, что они были этническими немцами, чьи предки переселились из немецких земель на земли Российской империи, и их априори советские власти обвинили в сочувствии к немецко-фашистским захватчикам.
Как известно, Трудовые лагеря были ликвидированы только после смерти Сталина, и их лагерное население было расселено во всех республиках Средней Азии. На территории Советской Киргизии были образованы целые немецкие сёла, такие как «Рот Фронт», колхоз имени Розы Люксембург, колхоз имени Тельмана и другие.
Из истории
Надо заметить, что первые немецкие поселения на землях северных кыргызов появились ещё в начале русской европейской колонизации края в середине XIX в.
Немцы-меннониты, отказавшиеся служить в русской армии по религиозным убеждениям, переехали в отдаленные горные районы Таласа из Ташкента и Верного (ныне Алма-Ата), куда они добирались из Москвы, Санкт-Петербурга или Поволжья.
Ещё в XVIII веке при императрице Екатерине II, немке по происхождению, миллионы немецких крестьян были приглашены в Поволжье из германских княжеств осваивать чернозёмные земли, где раньше паслись многочисленные табуны лошадей кочевых башкир. От тех немцев и пошла многомиллионная немецкая диаспора русских немцев, часть по воле судьбы отпочковалась и пустила свои корни в русском Туркестане.
В Кыргызстане к той старой – из XIX века — немецкой общине таласских немцев прибавились ещё их соплеменники из Поволжья. Таким образом, немецкая община была расселена в основном в Таласской и Чуйской областях республики, часть жила и трудилась и на юге республики.
Согласно статистике, численность советских немцев в Кыргызстане к началу 90-х годов XX века достигла отметки в 350 тысяч человек. Основная часть их жила в сельской местности. Позже немцам разрешили переселяться в города и поселки городского типа. Семьи были часто интернациональными по составу.
По решению советской власти немцев из трудлагерей решено было не возвращать на обжитые земли Поволжья, а расселить в сельской местности, степях Казахстана и других республик Средней Азии.
Изначально немцам-трудармейцам в городах поселяться было запрещено. Существовала своеобразная черта оседлости и для советских немцев.
Мост Петра
Хозяина семьи, который купил дом с большим участком в айыле моих родственников, звали Пётр, или Петро, как его прозвали односельчане-кыргызы. Фамилию Петро мама точно не помнит. Кажется, была Фридман. О его репрессированном прошлом говорить ни в семье, ни в селе было не принято. Эта семья как-то сразу вписалась в айылную и колхозную жизнь. Жену Петра звали Феней, единственную дочь Леной, а внучку Анной. Семья была трудолюбивой, вежливой и гостеприимной.
Так как долгие годы, проведенные на лесоповале в тайге, основательно подкосили здоровье Петра и Фени, то они рано вышли на пенсию по состоянию здоровья и занимались в основном огородничеством. Большой огород и дом они содержали в образцовом порядке. В доме и во дворе всегда царила чистота, двор усажен цветами, а огород на большую половину был засеян луком и чесноком. Семья, не разгибая спины, трудилась на огороде, вычищая сорняки, аккуратно поливая каждую лунку. Собранный урожай Петро продавал на колхозном базаре в районом центре в городе Кара-Балта. Помимо огорода, у них была ещё живность: коровы, телята, овцы, куры, утки. Как у всех айылчан. В те времена советские колхозники в основном кормились со своего хозяйства, да ещё помогали родственникам, жившим в городах.
Так получилось, что их дом располагался через дом от дома моих бабушки и дедушки, и дед Петро подружился с моим дедом-фронтовиком Ысраилом, которого он неизменно называл Израилем.
Они часто встречались то у нас дома, то у них, пили чай со свежеиспеченными лепешками и ватрушками, вели неторопливые разговоры о хозяйстве, об уходе за скотом, о базаре, ценах на продукты и текущей политике. И никто из кыргызов-односельчан никогда не оскорблял его или членов его семьи словами типа «фашисты», иначе они бы уехали из айыла.
Его внучка Анна училась с местными ребятишками в сельской кыргызской школе, и потому хорошо выучила кыргызский язык. На кыргызском она говорила свободно и грамматически правильно, даже без акцента.
Дочь Лена работала парикмахером в районном центре — городе Кара-Балта. Город находился в 3-4 километрах от нашего села, куда регулярно ходил маленький колхозный автобус. От остановки до нашего села нужно было ещё пройти около километра.
Так как семья эта была христианской и лютеранской, то по каждым религиозным праздникам баба Феня пекла куличи, пироги, красила яйца и неизменно раздавала соседям-мусульманам и детворе.
В свою очередь соседи-кыргызы периодически угощали их приготовленным мясом, жареными боорсоками, бешбармаком по поводу проведения многочисленных тоев и поминок.
На окраине айыла текла неширокая речка, но переезд через неё на бричке или машине был сильно затруднен. Вброд её переходить приходилось в любое время года. Зимой она покрывалась толстым слоем льда, были случаи, когда люди и скотина проваливались в ледяную воду.
И вот дед Петро вместе с моим дедом задумали построить своими руками деревянный мост. Инициатива исходила от деда Петра. Они его строили почти полгода. В итоге получился добротный деревянный мостик, который прослужил сельчанам много лет, пока не сгнил и не провалился в реку.
Позже его заменили железобетонным мостом.
Но этот мост так и прозвали на вечные времена «мостом Петра».
Где-то в начале 80-х произошла трагедия в семье Фридманов. Как-то погожим весенним днём дед Петро ехал на бричке, запряженной одной лошадью, вдоль Большого Чуйского канала, который делил село на две части, и заснул. Лошадь, потеряв управление, повернула телегу в канаву к высокой траве, росшей прямо у воды, дед Петро рухнул в полноводный канал, мгновенно оказавшись под перевернувшейся телегой в глубокой и быстрой воде, и захлебнулся. Его тело долго искали и нашли через неделю уже в соседнем Казахстане.
Тело деда Петра похоронили на христианском кладбище возле города Кара-Балта, где жили русские и немцы, работавшие на промышленных предприятиях, коих было больше десятка.
Город Кара-Балта, надо сказать, несмотря на свой статус провинциального городка, являлся одним из развитых индустриальных центров северной части Советской Киргизии. В советское время здесь располагался “почтовый ящик” союзного значения. Население его работало на ураноперерабатывающем заводе.
Через какое-то время дочь Лена вышла замуж за русского мужчину из села Ананьево, что на озере Иссык-Куль, и вся оставшаяся семья переехала туда. Ананьево – старинное казачье село в Прииссыккулье, расположено в предгорной местности у подножья знаменитого живописного ущелья в горах Ала-Тоо, недалеко от берега теплого озера.
Мой дед купил дом с участком деда Петра.
Дом его друга-немца он держал в полном порядке. Практически никто в нём и не жил. Изредка в доме оставались наши гости, приехавшие издалека. Большой огород дед засевал клевером и подсолнухом, так как у нас было в то время значительное поголовье скота. Нужен был дополнительный корм скотине на зиму.
Через несколько лет он решил продать добротный немецкий дом и купить машину единственному сыну, моему дяде Анварбеку. Покупателем дома оказался русский рабочий Николай, который переехал в наш айыл из города Кара-Балта. Дяди Коли уже нет в живых, а его дети и внуки вот уже почти 40 лет живут в доме, построенном немцем Петро.
Когда наступили лихие 90-е годы, то дочь и внучка деда Петра, как и другие этнические немцы, перебрались Фатерланд, в объединенную Германию. Куда именно, я не знаю. А жаль, потому что в детстве мы дружили; я играла с Анной, которая была старше меня, и она частенько катала меня в деревянной коляске, сконструированной специально ко дню моего рождения дедом Петро по немецкой технологии.
Потом видела точно такие же детские коляски в Германии. Традиции не исчезают и память тоже.
Чынара Харьехузен