Немономиф, 1, 2018
Образы Манаса и Ленина – это не только исторические или мифологизированные лица, но еще и целый ряд идей, стоящих за этими именами. За именем Манаса стоят идеи или мифы о былой славе кочевого народа, уникальность и древность культуры, ностальгия по былым подвигам и свободе. За именем Ленина стоят идеи или мифы о мировой державе, бросившей вызов капиталистической системе, мечты о социальной справедливости и общности коллективизма, желания поменять существующий порядок. Таким образом, Манас – это не просто эпический герой, но еще и идеи образа жизни кочевой цивилизации, в то время как Ленин – это также идеи коммунизма или социализма.
При всем этом, у Манаса и Ленина много общего, чем может показаться на первый взгляд. Оба этих имени связаны с мифом о «золотом веке» у кыргызов, и также выступают в роли спасителей народа от истребления или поглощения другими народами. Общие функции этих образов создают конкурентную среду за доминирование идей, стоящих за именами Манаса и Ленина, поэтому в этой борьбе идет не только агитация за идеи, но и очернение противоборствующих образов, идей и сторонников. В этой борьбе, судя по всему, побеждает третья сторона, которая связывает все вышеперечисленные идеи о золотом веке, спасительной миссии, справедливости, былой славе и т.д., с образом пророка Мухаммеда. Для удобства восприятия ниже я буду брать в кавычки имена этих героев, в случае если будет подразумеваться комплекс идей, стоящих за тем или иным именем. То есть Манас, Мухаммед, Ленин – это имена, а «Манас», «Мухаммед», «Ленин» — это все что связано с этими именами, включая идеи, образ жизни, «золотой век», спасительная или мессианская миссия и т.п. Это не только герои, но и эпохи которые ассоциируются с “золотым веком”, идеалом к которому необходимо стремится обществу. Их можно назвать фигурами-направлениями или направляющими фигурами.
Интересно, что советский период сделал «Манаса» (кочевничество) и «Мухаммеда» (религию в целом и ислам в частности) – «прошлым», а «Ленина» (коммунизм) – «будущим» не только для страны, но и для всего человечества. Теперь же определенного официального будущего у страны нет, и только некоторые группы населения выбирают для себя будущее, с видимым перевесом «Мухаммеда». То, что считалось канувшим в прошлое, вдруг становится будущим, а светлое будущее, манившее к себе огнями коммунизма, становится в одночасье прошлым. Могут ли вернуться «Манас» и «Ленин»?
Прежде всего, следует задаться вопросом, почему люди начинают считать те или иные идеи «ушедшими в прошлое», будь то идеи, связанные как с личностью, или независимые от нее? Почему вдруг идеи теряют своих сторонников или приобретают новых?
Сейчас трудно сказать насколько сосуществовали «Манас» и «Мухаммед» до советского периода. Скорее всего, скрытая конкуренция между официальным ханафитским мазхабом, удобным для Кокандского ханства или Российской империи, и суфистским синкретическим народным исламом, все-таки имела место быть. «Манас» был эпическим героем, спасителем народа от чужеземного господства, героем, консолидирующим народ, и при всем этом, это были больше уроки истории, без какого-либо выбора будущего. То же чужеземное господство было не таким уж и темным и страшным, если принять во внимание, что отец Манаса, Жакып, стал одним из богатейших людей в империи кытаев. В «Манасе» присутствуют больше идеи самоопределения и консолидации народа и собственного государства – эля. Тот миф о «золотом веке», связанным с «Манасом» был больше связан с героическими деяниями борьбы и войны, привлекателен для людей «длинной воли», но никак для мирных торговцев и скотоводов.
«Мухаммед» же гарантировал вечное светлое будущее для всех людей, кто выбирал дорогу веры, даже после смерти, а времена праведных халифов рисовали идеальный «золотой век» для верующих. Таким образом, «Манас» проигрывал в отношении как прошлого, так и будущего, которое было не таким идеальным и красивым, как прошлое и будущее связанное с «Мухаммедом».
В советский период эти две идеи, если не снес, то очень сильно придавил «Ленин». «Ленин» вместе с образом, именем и идеями не мог гарантировать светлую загробную жизнь, но обещал счастливую жизнь потомкам сегодня живущих. Свет, который нес «Ленин» должен был быть ярче по сравнению с темным прошлым. Поэтому коммунистическая идеология рисовала в мрачных красках время до прихода Ленина и советской эпохи («Ленина»), таким образом, намеренно очерняя конкурирующие в одной сфере идеи. В советский период казалось, что «Манас» и «Мухаммед» должны уйти в прошлое, что они и есть прошлое, причем совершенно темное и непривлекательное. Но после развала Советского Союза, будущее («Ленин») ушло в прошлое, а «темное прошлое» в лице «Манаса» и «Мухаммеда» стало настоящим, и теперь конкурирует друг с другом за будущее. Борьба между этими тремя фигурами-направлениями не дает пространства для маневра и смешения идей.
При этом все три фигуры-направления отражают потребность общества в герое-спасителе и отражают привычку общества к патронажной системе власти. ГосударЬственность, где государство ассоциируется с сильным авторитарным лидером, все еще является преобладающей формой организации общества сверху во всех трех направлениях. В этом отношении все три фигуры действовали от имени сакральных сил, которые считались выше человеческого понимания. Если Манас и Мухаммед действовали от имени божественного предопределения, то и Ленин действовал от имени “неизбежных исторических процессов” подтвержденных новой, почти церковной силой, обладающей монополией на истину в современности – наукой. Легитимность деяний подтверждалась не божественной волей, подкрепленной множеством служителей религии, а советской интеллигенцией – новыми служителями новой единственной истины. Божественной миссией же становится Прогресс.
Если вспомнить старую триаду Макса Вебера о трех типах власти – традиционной, харизматической и рационально-легальной, то первые два типа наиболее нуждаются в мифе. И три фигуры-направления, которые сейчас борются друг с другом на основе собственной мифологизации, отражают запрос общества не в законности и общих правилах, а в избранном небесами или историей лидере, который поведет за собой народ и построит справедливый порядок. Даже у либералов такой фигурой-направлением становится сингапурский пример, который по сути ничем не отличается от “Ленина”, в смысле форсированной модернизации страны.
В основе этих фигур-направлений лежит тот самый «герой с тысячью лицами», один и тот же путь, который проходит мифический герой-спаситель, то, что Джозеф Кэмпбелл назвал «мономифом». Возможно, что выбор трех фигур-направлений, схожих функционально – личность в истории – связан с какими-то физиологическими особенностями человека. Ч. С. Шеррингтон впервые сформулировал «принцип воронки» — количество поступающих в центральную нервную систему импульсов превосходит возможность качественно отличных рефлекторных ответов. Человек на многие вызовы выбирает один и тот же проторенный путь из-за физиологических особенностей нервной системы. Принцип «воронки Шеррингтона» в том, что на станцию под названием «человеческое мышление» приходит 5 поездов, но выходит один. Таким образом, постсоветские либералы будут выбирать сингапурское чудо, не потому что этот путь лучший для страны третьего мира, а потому что в них сидит «Ленин», который жестко и авторитарно поведет свою страну к модернизации, во благо всех и вся.
Каким образом бороться с такими проявлениями мономифа, когда даже либералы выбирают далеко не либеральные авторитарные методы ради прогресса? В первую очередь помогает самоанализ и открытые дебаты, потому что «воронка Шеррингтона» — это не приговор, а рефлекторная реакция. Станцию под названием «человеческое мышление» можно модернизировать, при этом не форсированно и силовыми методами, а простым предложением новых альтернативных взглядов. И противостоять постсоветской идее о роли личности в истории, может идея роли закона в истории. История может превращаться в память, которая в отличие от идеологизированной научной истории, может делать выводы и расставлять акценты и приоритеты. В периоды кризиса идей и навала слишком человеческого, мыслители обращаются к природе, как к альтернативному источнику легитимизации предложенных направлений развития. Избегая фигуры-направления, в этом случае предлагается закон, единые правила для всех, как это существует в природе. Это один из способов заменить мономиф о героях-спасителях на закон для всех и принятие его через диалог, приход разнообразного как сама природа “немономифа”.
